Лили Эванс хмурилась, но совершенно незаметно, как хмурятся про себя, стремясь не выказывать свои чувства наружу: лицо ее было внешне невозмутимо, взгляд строгий и прямой, и только брови чуть сблизились к переносице да на подбородке появилась маленькая ямочка от плотно сжатых губ, движением которых она невольно копировала одну сторгую преподавательницу по Трансфигурации. Среди всеобщего подавленного и какого-то, можно сказать, униженного состояния она одна не теряла самообладания, сидела ровно и прямо, а не сгорбившись или вовсе не уткнувшись лицом в парту, убаюканная бормотанием профессора и собственными мыслями, которые уже забегали чуть поодаль, в закрытые окна аудитории, навстречу теплому солнцу и безмятежному настроению разгорающейся весны. Рядом с Лили лежала открытая книга, в которую она изредка заглядывала, чтобы удостоверится, что ход ее мыслей, направленных на сегодняшнюю лекцию, абсолютно точен. Изредка она брала в руки перо, чтобы сделать в пергаменте, плотно исписанным ее аккуратным подчерком, в котором и места не было мечтательным завитушкам, по мнению Лили направленным лишь на то, чтобы пустить пыль в глаза от изысканности автора, что явно не характеризует как сильную личность, заметки и выписки, которые она использовала в качестве дополнительных сведений для более полного и свежего познания. В эти минуты Эванс ненароком улыбалась, увлеченная происходящим, но когда она заканчивала, откладывала перо, педантично располагая его параллельно пергаменту, и поднимала глаза на оратора, с ее лица пропадала улыбка и она вновь возвращалась к своему немного раздраженному, но вместе с тем болезненно сосредоточенному виду.
Сколько Лили помнила себя, она всегда восхищалась историей, даже тогда, когда она предавалась ей в начальной школе и была совершенно лишена волшебства, отчего заведомо не могла бы быть, кажется, захватывающей. Но, тем не менее, Лили с удовольствием и со всей страстью, которую она всегда вкладывает в учение, постигала эпоху за эпохой, одного правителя за другим, читала о других странах и континентах, о сражениях и дипломатических решениях, переживала вместе с историей моменты падения и высокую славу Соединенного Королевства, от последних получая невероятный заряд бодрости, веры в свои силы и неисчерпаемый патриотизм; пыталась ставить себя на место вершителей судеб, размышляла, какой бы путь она избрала в той или иной ситуации и фантазировала, как бы после этих решений ее действия были бы увековечены в истории - как известно, все посвященные историческим фактам документы прежде всего это мнение конкретного человека, бравирующего свое мнеие фактами. А когда девочка поступила в Хогвартс, с каким восторгом она узнала о такой дисциплине, как История Магии, как тешился ее ум разнообразными радужными картинами: ведь, кажется, там всякое событие оборачивается занимательной эпической фантазией. Но ее ждало глубокое разочарование: преподаватель оказался привидением, отчего, разумеется, жизнь и живые объекты, как и живая история, были далеки от него - он всегда цитировал, не меняя интонаций, наизусть старый учебник, от которого уже выпустились множество редакций с дополнениями, картами и интересными событиями, которые увлекли бы и самого непоседливого студента, при вопросах, которые были редки, сбивался, долго размышлял, а после как будто забыв, что его отвлекло, продолжал лекцию, чаще всего перескакивая на столетие вперед, чем было по программе и его же словам каких-то пару минут назад. Предмет, который мог бы быть самым увлекательным прежде всего из-за его гуманитарной основы, такой близкой к детям в перерывах между такими сложными дисциплинами, как Трансфигурация и Зельеварение, требующие максимального участия и следования правилам, мог бы оказаться самым чарующим и любимым, будь он подан как что-то волнующее, в самом деле волнующее и интересное, не стоящее на месте, оказался самым тянущим вниз, самым непереносимым, самым пресным из всех. И каждый раз, как только профессор начинал свою лекцию, перед глазами Лили как в первый раз вставали все как один ее несбывшиеся мечтания и постигало горькое чувство, как будто она жестоко обманулась тем, кому она больше всего доверяла от этого была легковерна и ни разу бы не смогла заподозрить измену.
Обратившись вновь к своим записям, Лили увидела поверх них небрежный листок. Пробежалась глазами по строчкам записки и, так же не выражая абсолютно никаких эмоций, что и раньше, она медленно повернулась к Джеймсу, активно умирающему со скуки на пару парт сзади нее и смерила его долгим внимательным взглядом, словно проверяя, проверяя в самом деле ли он мог написать ей во время урока, и хватило ли у него на это духу и наглости, и, удостоверившись в оном, вернулась к записке.
Надо сказать, Лили Эванс всегда права. Даже когда она неправа, что попросту граничит с фантастикой, но все же нельзя исключать, она все равно права. Права ли она оказалась в том, что Джеймс Поттер несерьезный, безалаберный мальчишка, которому только и надо для счастья, что помахать хвостом и распушить перья, удовлетворенно подсчитывая результаты от сего эффектного зрелища? Разумеется, и, о Мерлин, Лили каждый день, каждый час, который озаряется этим наглым ликом, убеждается в своей правоте. Вскоре это надоело, и Лили спустила рукава, поразмыслив, что есть некоторые объекты, на которых не стоит терять своего таланта воспитателя (в данном случае перевоспитателя), и начала смотреть на это с большей охотой, как на существо далекого рассудка (таким, кажется, будет общение с инопланетными формами разума), лишь изредка для поддержания формы возмущаясь его безответностью и нахальством. Бумага хорошая, вырвана наскоро, буквы то слетаются, то разлетаются разлетаются в разные стороны, какая-то грязь через слово, да и содержание того, что видимо, далеко до идеала. Мало кому удается таким изящным и информативным содержанием показать всего себя, но Поттер входит в эти ряды. Оскорбил преподавателя, манеру его поведения и сам предмет (и пусть Лили сама одобряла навыки этого якобы "преподавания", это абсолютно ничего не значит!), рассказав ей об очередном проступке ("ну надо же, поджигатель!" - возмутилась Лили), хамски обратившись (Эванс даже приглядываться не стала к зачеркнутому буквально-таки насквозь обращению, свято уверенная, что ей будет так здоровее и сохраннее в плане непошатнения морального духа).
- Браво, Поттер, - под нос пробормотала староста и взяла в руки перо.
"Я ни капли не сомневаюсь в том, что тебе скучно. Всякий учебный процесс вызывает в тебе если не лень, так скуку точно. Вместо описания мне своих мнимых злоключений лучше бы подумал о сегодняшнем ночном дежурстве. Если ты опять опоздаешь, или, упаси Мерлин, не придешь, это будет последнее, что ты сделал, а, в данном случае, не сделал в своей жизни."
Отредактировано Lily Evans (2011-02-11 18:03:35)